Себялюбия пост

Часть 1.
В моём, не слишком радостном, детстве была у меня такая проблемка – клаустрофобия называлась, и надо было от нее избавляться в срочном порядке. Психологи со своими «представь то, представь сё…» как то мало мне помогали – представить-то я могла – без проблем, а вот зайти, в лифт, например - та никогда в жизни! Про подвалы и чердаки и любые другие тёмные помещения – и думать забудьте! Общественный транспорт – вообще Ад на земле мало того, что тесно, так ещё и люди там (а я ещё и социопат)!
И вот, однажды, родителям это надоело, и отправили они меня, как я потом поняла на перевоспитание, к бабке в деревню (к слову бабка была мне не родная – мама отчима – а соответственно большой любви ко мне не питала. Итак, родители сказали и Маська устремилась…
С одной стороны, думала я, пока отчим вёз меня до деревни - «Петрушино» она называется, что это будет неплохо – ну, все-таки деревня. Там же воздух чистый, там же природа, там же животных полно, там же даже речка есть, с выходом в море ( ! ), хоть я и не купаюсь в водоёмах где дна не видно и вообще хз чё там плавает, но рядом, в теньке, с книжкой - с огромным удовольствием. В общем, мысли были как всегда позитивно блаженные.

Часть 2.
Приехали. Вот тут сразу прям всё и началось. Не отходя от машины. Баба Маша, в окружении трёх животных – коз, смерила меня взглядом, покосилась на сумку с одеждой.
- Тощая, бледная и страшная! Констатировала она и без того известный мне факт.
- Ничё, недельку позагораешь, молочка козьего попьёшь - и мать родная не узнает.
- Мне нельзя загорать. буркнула я.
- Как так? Удивилась бабка.
- Болею я, нельзя.
- Выдумки! Сказала Бабка и потрепала козу за ухом.
И вот тут я поняла, что пришел мне капец, в чистом виде.
Затем она поставила мою сумку на лавочку и открыла. Слева стопкой книги, справы джинсы и майки, ну плюс белья немного.
- А сарафан где? Удивилась Баба Маша.
- Какой сарафан? Я юбки вообще не ношу, а тем более платья.
Бабка как то нехорошо на меня посмотрела, но промолчала. Подняла первую попавшуюся книжку, и это, как на зло, оказался триллер с очень яркой обложкой, на которой кто-то, кого-то на части рвал.
-Вот! Вот! Вот из-за такой вот херни заграничной она у вас и беситься! Разошлась баба Маша, тряся книгой в сторону отчима. Затем кинула всё в сумку, застегнула молнию и зашвырнула её обратно в машину.
- Это тебе в ближайшие три месяца не понадобится!
Я вдруг осознала, что до этого был не совсем «капец», «капец» вот сейчас пришел – до этого было всё нормально.
Отчим попрощался и свалил обратно в город, а вот я осталась на три долгих месяца.

Часть 3.
Утром со стула пропала моя одежда, вместо неё оказался какой-то несуразный сарафан тёмно фиолетового цвета с мелким белым горошком. И рейтузы неизвестно каких времён до колена с рюшами. Первая мысль была, что это шутка. Сарафан оказался на три размера больше меня, рейтузы вообще пугали одним своим наличием, поэтому были спрятаны под кровать и благополучно там забыты. Я спустилась вниз на кухню.
- Бледная, тощая, Госпа-а-ади-и-и-и! и чем вас городских только кормят? Завела старую песню Баба маша. Ну, ничего, я тебя «поправлю»! что б за лето мне «во»! Она обрисовала мне фигуру напоминающую шар и пошла обратно к печке – там у неё Куринная «мЕшка» варилась, и она как раз в неё какую-то ерунду похожую на фарш добавляла.
- Ты кушай. Сказал дедушка Коля. Поешь – пойдём коз пасти!
Ну, думала я, раз уж книжки уехали в город (а в доме у них были только великие мысли и идеи В.И Ленина), буду привыкать к такому вот «развлечению»
Я подвинула к себе тарелку с пышками, дед молока налил, и мёд поближе подвинул. А не плохо, подумалось мне, и я сделал хороший такой глоток… не учла только тот факт – что молоко то козье! Какое-то сладко - горькое, с неприятным привкусом, а ровно в центре кружки плавает козлячий волос.
И вот сижу я за столом, с полным ртом, как хомяк, держу это молоко за щеками и смотрю то на деда, то на бабку.
- Глотай, чё держишь?
Я в кружку пальцем затыкала, что б на волос намекнуть.
Бабка подошла, заглянула, потом очки одела, заглянула ещё разок.
- Ой, ну подумаешь! Волосок плавает! Тож мне пиндитная какая! И своими грязными руками, которые в этой самой «мешке» куриной, в кружку залезла! Тут я всё, не сдержалась и рванула к раковине.
- Ты ж посмотри что паразитка делает! Продукты переводит! Завопила бабка.
Позже никаких коз я выгуливать не пошла, а заперли меня в комнате, что б над поведением подумала своим. Так и сидела я до вечера. Про комнату сказать, вообще нечего. Кровать - сетка рабица, на стене часы. Окно на одной стене, на другой дверь. Желтые обои с розами на стенах, пустая тумбочка слева от кровати на тумбочке круглое зеркало с подставкой и расчёска. Справа стул для одежды. Всё.
Вечером меня к ужину позвали. И не было конца вселенской радости. На ужин была картошка с луком – жаренная, а ещё я как то хитро успела прорваться к чайнику и чай себе навести, что б опять молоко не подсунули.
И вот я вся такая, на радостях, накалываю на вилку, побольше, и в рот, а она сладкая!!! Реально сладкая. Кое-как прожевываю, глотаю. И как бы, между прочим:
- Какая-то странная картошка.
Бабка с дедом смотрят на меня и хохочут.
- Это не картошка – это топинамбур!
И что-то мне внезапно так надоела эта деревня, этот весь «отдых», захотелось к дому. Но я прекрасная осознавала, что это только первый день, а впереди три месяца ещё и раньше сентября никто меня домой не заберет.

Часть 4.
Далее в течение недели я упорно скандалила по утрам и меня закрывали наверху в комнате, для «осознания вины». Делала я это потому, что мой наряд был слишком экстравагантный и выходить на улицу в фиолетовом сарафане на три размера больше и в пумовских кроссовках на босу ногу я себе не позволяла. Бабке, в конце концов, это осточертело, и она насильно вытолкала меня за дверь, наградив своими убитыми в хлам шлёпками - вьетнамками. Предстояло нам «коз пасти». Что в этом занятии такого великого, я до сих пор не понимаю – ходит коза, ты ходишь за ней. Но у деда была своя теория и он мне её в течение трёх часов, в подробностях излагал, а я слушала, куда ж мне в поле деться. А на обед… ну да, как всегда козлячье молоко и пышки из муки и козлячего молока.
За две недели я похудела на полтора килограмма, появились синяки под глазами, вообще общий цвет какой-то неживой стал бледно-молочный. И посетила бабку идея, граничащая, по её мнению, с гениальностью – надо бы мне позагорать. За завтраком она мне радостную новость сообщила.
- Я тут с местной детворой договорилась, на речку с ними сегодня пойдёшь, купаться и загорать, да и вообще с ребятами общаться надо!
Вот тут у меня истерика началась. Через полчаса я познакомилась с местным вправителем мозга «розги» называется. И была наказана на неделю. За эту неделю «отсидки» я поняла, что мысли у Ленина были не такие уж и глупые, м-да…

Часть 5.
И вот он ура! Месяц прошел. Я надеялась всем, чем могла, что родители приедут, и тогда я обязательно им пожалуюсь, и меня домой возьмут. Но нет. Родители не приезжали, а у бабки домой было проситься бесполезно, потому что пока я не «во» (вспоминаем миниатюру на тему шар), то домой «ни-ни»!

Прошла ещё неделя. Особенно не примечательная – меня впрягли во все домашние дела, какие были, я была согласна, лишь бы не на речку загорать/купаться с местными. Но однажды это всё-таки произошло.

Поскандалили утром, как всегда из-за молока.
- Я каждое утро молоко дою с козы бедной, что б ты свежее парное пила, что бы в конце лета «во»! А ты чаем кишки поласкаешь и до сих пор «во». Бабка выставила мизинец на руке, которая опять в куриной «мешке» и тычет им мне в лицо, кусочки фаршеобразной дряни капают мне в манку – но мне это не интересно, манка на козьем молоке, я не ем.
- Со мной сегодня пойдёшь, а то хитрые вы сильно с дедом! С утра коз уведёте и на весь день. А у меня на огороде сорняки и спина больная!
Ну, сорняки – так сорняки. Взяла я тяпку и попёрлось с бабкой на огород. Система обработки огорода оказалась простой до безобразия. Сначала пропалываем грядки, потом собираем всё что напололи, а потом воду с речки в двух вёдрах приносишь, заливаешь всё и домой. Не учла я только размеры этого «огорода». Короче копались мы там до обеда. Я как могла тяпкой махала. Потом бабка скомандовала «за водой» дала мне вёдра и указала рукой направление.
- Тока, когда воду наберёшь – вёдра быстрее сюда тяни, а то там дно дырявое у одного, ты пока доползёшь, там и вода вытечет вся.
- Позитивная перспектива – пойду я.
И вот иду я и думаю, какого хрена это происходит, ну, как я могла такое заслужить? Где я кому, что плохого сделала… и вот подхожу я с такими мыслями к речке, захожу на деревянный выступ, который остальные огородники сделали, что б к воде подобраться удобнее было, смотрю вниз и ах…
А там не глубоко, перед берегом, и вода спокойная прозрачная, до самого дна всё видно, а в ней мальки плавают и на солнышке поблескивают, и такая гармония во всём этом чувствуется, такое спокойствие, что я зависаю над всем этим великолепием. Пока железное ведро во всю эту красоту не плюхается, а сверху бабка причитает:
- Ты чё? Уснула что ли? Я тебя сюда чё послала – спать? Бери вёдра тащи!
Вытаскиваю из воды ведро, там конечно вся тина со дна уже поднялась и вообще не понятно есть ли кто живой.
Бабка уковыляла на огород – я за ней с вёдрами этими тащусь, из дырявого вода на дорожку льётся, причём быстрее, чем я иду и естественно приношу я одно пустое.
- Тьфу ты! Говорит бабка и отворачивается к кабачкам.
Я поливаю огурцы, забираю вёдра и опять тащусь на речку. Из дырявого ведра вода льётся, на дорожке уже хлюпает, я в шлёпанцах этих, дурацких, естественно поскальзываюсь и падаю в грязь во всю эту, а в дагонку ещё и ведро на меня приземляется.
И вот лежу я во всём этом великолепии во всю длину вытянувшись, чувствую природу везде, где только можно, и так внезапно в груди защемило, и такая у меня истерика потом началась, что даже к ужину меня не позвали. А утром пришлось вызвать «скорую».
Но не потому, что я в истерике всю ночь билась, а потому что предупреждала, что нельзя мне загорать! И на солнце долго тоже нельзя быть. А тем более в сорокоградусную жару в поле огурцы поливать. В общем, температура 38.5 и полный бред в голове. Лицо, руки, ноги и всё что смогло, обгорело, волдырями покрылось и чесалось невозможно просто.

Часть 6.
- Городская? С улыбкой сказал доктор.
- Да – простонала я.
Далее как всегда пантенол от ожогов и сироп от температуры.
Когда доктор уехал. Я с улыбкой думала, что вот теперь-то точно, теперь-то наверняка, теперь просто обязательно приедут родители и заберут меня домой – потому что - всё, нельзя больше тут оставаться.
Но никто не приехал.
Ожоги и температура у меня целых две недели не проходили, не без помощи бабки, конечно. У бабок же свои методы, как всегда! Травка на все случаи жизни и от всех болезней!
Короче, пантенола я так и не дождалась, вместо него мне принесли связку лопухов - подорожников, а от температуры дали анальгин и козье молоко с мёдом, от чего меня ещё и подташнивать стало к вечеру. А от лопухов волдыри, от ожогов, засохли, полопались, и болеть стали нереально.

А потом бабка сама моим родителям позвонила и сказала:
- Забирайте свою девочку назад! Она мне уже нервы все вытрепала! Очень тяжелый ребёнок.

Часть 7.
На следующий день бабка вернула мне мои джинсы, майку и кроссы пумовские.
- Собирайся, сейчас Сергей приедет.
Вообще я отчима ненавижу (и это взаимно), но в этот день я ему рада была просто до сумасшествия.
Одежду я свою так и не смогла одеть, потому что ожоги ещё не сошли до конца и болели очень сильно. Так и вышла к нему в сарафане этом фиолетовом и шлепанцах.
Сергея картина конечно обрадовала.
- В машину садись – чудовище! Сквозь смех сказал он.
Потом они ещё о чём-то поговорили, бабка с собой молока выдала, ручкой помахала, и мы устремились в сторону города.
Всю дорогу этот урод на меня в зеркало смотрел, и ржал как конь. Потом, дома меня увидела мама, тут уже они на два голоса поржали. Но понтенол мне все-таки купили, и за два дня всё сошло.
А ещё через два дня, прейдя в себя, я сделала два телефонных звонка:

- Саш, ты ещё по пещерам лазаешь?
- Да, а что такое?
- Мне надо в пещеру!
- Машь, ты что приняла? Тебя в лифт не затолкаешь, ты шутишь что ли?
- Нет.
- Я не пойду с тобой – вопрос закрыт.

***
- Андрюшка, ты моя последняя надежда.
- Что там такое?
- Мне в пещеру надо
- М-м-м… это шутка?
- Нет.
- Ну, я не знаю…
- Андрей, мне это реально НАДО!!!
- Ладно, не кричи, в Тан ехать надо. Дорогу знаешь? Я тебя на станции встречу, не переживай страховку тебе возьму, только одень что-нибудь удобное.

Часть 8.
Через четыре часа мы добрались до места.
Куча верёвочек, карабинчиков, там застегнуть, тут завязать. Я в подробности не вдавалась – как то на автомате всё происходило.
- Это что? Андрей указал на свёрток у меня в руке.
- Мне это надо. Выдохнула я.
- Всё хорошо?
- Да.
А на самом деле всё было, до хрена не хорошо, страшно было до безумия просто, ноги подкашивались аж. Но я знала, что если я сейчас это не сделаю – то всё, уже никогда не сделаю.
Как я потом поняла - пещера, которую Андрюшка выбрал, была самая лёгкая из всех, и не самая интересная, зато в ней точно не заблудишься. Она спускалась плавно вниз, а затем на середине делилась на два коридора, левый выводил прямиком к болоту, а правый резко обрывался вниз, а дальше делиться на несколько ответвлений. Андрей думал, что мы просто пройдём по левому туннелю, и я успокоюсь. Но, мне надо было на самое дно!

На негнущихся ногах я дошла до середины, перед развилкой на камушек села, как бы привал. Андрей всё понимал, не торопил. Страшно было, до потери пульса – сердце стучало как сумасшедшее, я тяжело и глубоко дышала. Андрей молчал.
Я внимательно посмотрела на свёрток, потом на Андрея.
- Мне туда.
Сказала я, указывая на чёрный провал в полу.
- Хорошо! Давай я тебя вниз спущу, потом сам слезу.
- Нет! Ты меня просто одну туда спусти, потом если что, вытащишь.
- Как скажешь. Андрей посмотрел на меня очень внимательно
- Уверенна?
- Нет, но другого раза не будет.
- Хорошо, давай.
Я подошла к краю «колодца» и заглянула, темно и тихо.
- Фонарик, на, возьми.
Вот тут меня дрожь бить начала, в одной руке фонарик, в другой свёрток, а я комок нервов и шага сделать не могу. Андрей на заднем плане рассказывает как надо себя вести, как слазить правильно, за что держаться, как дышать. А я стою, по щекам слёзы текут, ноги не гнуться, сердце стучит, вдохи - всхлипы через раз, в общем - паника.
- Ну, всё, давай. Складывай и вперед! Командует Андрей.
А чё вперед, куда вперед, я вообще не знаю – я ж прослушала всё.
Запихиваю свёрток сзади в штаны, фонарик на голову - включаю и медленно начинаю спускаться в «колодец». Камни по стенам влажные, но не скользкие, я спускаюсь по ним, внимательно выбирая, куда поставить ногу, сверху Андрей страхует, медленно спуская веревку. Дна не видно и я подозреваю, что конца этому тоже не настанет.

Ещё пара шагов вниз, ещё один, шарю другой ногой в поисках опоры и носком кроссовка замечаю, что опоры внизу много – вот оно – дно!
- Умница девочка! Смогла! Говорит сверху Андрей.
И в этот момент мне так спокойно становиться, так хорошо. Я прислушиваюсь, а вокруг тишина, только, где то в глубине, вода капает. И запах сырости, но не застоявшейся сырости, а какой-то свежей, вот только-только всё засырело тут.
И вот я стою с закрытыми глазами, дышу спокойно, пульс ровный, и внутри какая-то полная свобода ощущается. А сверху Андрей, намекает, что он переживает, если я вот так отключаюсь, вдруг сознание потеряла или ещё что.
- Всё хорошо. Говорю я, улыбаюсь и достаю из-за спины свёрток. Падаю на колени и начинаю землю руками рыть, ногти ломаю, царапаю пальцы, но рою, затем опускаю свёрток в ямку и закапываю. В свёртке сарафан – фиолетовый в белый горошек – на три размера больше и шлёпанцы – вьетнамки.