- Ну что ты, солдатик, не переживай так! - прошелестело в ветвях. - Сколько их, таких вот безвестных, таких вот бесполезно брошенных в конном строю на пулеметы.
И старушка опять всхлипнула.
- В конном строю врага хоть обосраться заставить можно! Безо всякого Вагнера и прочих чувственных удовольствий.
- Наш зигзаголетящий слоник такое ежедневно проделывает, - пожала плечиком бабулька, торопливо семеня мимо.
- Это не то, - поморщился Пруф, - Здесь нет героизма и подвига, одни только выпученные глазки, покряхтывание и удачный рикошет в форточку.
- Да. Обосравшись, да на пулеметы - это, конечно, другое.
- Конечно! - загорячился Пруф, - Надо переступить через себя, надо заставить, через страх и ужас...
- И через ненависть в Лас-Вегасе, - кивнула бабулька, копаясь в бытовке.
- При чем здесь..
- Нет, это я так. Блистаю эрудицией. Вот ты говоришь, страх и ужас. Вот ты и переступай сейчас. Как раз очень удачно все сложилось. Как говорится, в жизни есть место подвигу всегда!
- Это не то. Здесь даже цели никакой нет.
- А там?
- Есть конечно. Доскакать - и шашкой его!
-- А у него - из пулемета тебя срезать. В обмене пустой тары на полную и то куда больший смысл.
- Ладно, - решил сметить тему Пруф, - Кстати, о подвигах. Быстро ты управилась. - Он решил перейти на ты ввиду грядущего брудершафта.
- А? Да не, это я авоську забыла! Пришлось вернуться. Кстати, надо не забыть в зеркало посмотреться. Ой, извини, - и бабЗина хихикнула.
- Тьфу! - в сердцах сплюнул Пруф и тут же вспомнил, что где-то там стоял его новый собеседник.
- Ой, извините, - он посмотрел вниз.
Собеседник стоял там же, где Пруф его и оставил в мыслях о подвиге.
Был он где-то по пояс ростом, а внешность - тут Пруф явно затруднился в определении. Вне всяких сомнений, безусловно отталкивающей и лишенной хотя бы намека на привлекательность.
- Ничего, я привык, - грустно сказал человечек.
- К чему?
- О, я привык ко всему!- с ноткой внутренней гордости ответил тот. При его внешности внутренняя гордость давалась нелегко и Пруф это оценил.
- Так о чем мы? - вежливо осведомился он.
- Об ауре, суть которой лежит в спектре цветов радуги - горячо воскликнул человечек. - Ведь вы же не станете отрицать, что каждая вызываемая вами стихия имеет свою, ничем не передаваемую палитру! Поэтому в выборе лучей, несущих счастье и восторг, надо быть крайне избирательным. Ведь у счастья есть свой, присущий только этому чувству, спектр цветов. Он многогранен, он очень широк, этот спектр, да! И вместе с тем строг, как формула. И это только про цвета, не говоря уже об оттенках! А освещение? А преломление? Даже облупившаяся кое-где краска создает свой, неповторимый объем и объемный неповторизм! Зачастую не видимый неискушенному взгляду, но даже на таком уровне формирующий ту гамму чувств, которую хотел передать Мастер! Вы согласитесь со мной? Или же станете утверждать, что все вышесказанное не имеет лично ко мне никакого отношения? Сразу оговорюсь - это дилетантский взгляд, к тому же в корне неверный! Без глубины взгляда нет и четкой поверхности. Нет ясности. Мир скатывается к серому. Только которого есть 87 оттенков! А 112 оттенков розового? А 215 оттенков желтого? В сущности - их бесконенчное множество. Стоить добавить лишь маленькуцю капельку того или другого - и вот вам уже совершенно новое переживание! И - да, совершенно новый вкус. Ощущаемый на нёбе, как легчайший акцент в букете и, заметьте, банальные и в сущности примитивные напитки, про которые говорят "Ах какой букет" к истиным, глубоким чувствам и переживаниям никакого отношения не имеют! Понимаете?
- Да, - соврал Пруф.
- И вы же не станете утверждать обратное?
- Эээ. Что например?
- Что я уебищный трупик утонувшего в радиоактивных отходах гномика! Повторяю, это в корне ошибочное утверждение, сделанное из зависти и неумении увидеть глубину замысла кисти мастера. Это нельзя воспринимать все сразу и целиком. Нужно разобрать на составляющие, увидеть мазки, стиль, контур и бесконечно много другого. Вот тогда вам откроется замысел! Только тогда! Но на это не хватит жизни! Даже мастеру не хватило! Это нельзя выразить словами! Нет таких слов! Только на уровне ощущений. Что вы на это скажете?
- Все так. - согласился Пруф с определением внешности своего нового знакомца.
Вроде бы это был гном из диснеевской Белоснежки. Перекрученный в разные стороны на какой то адскодробильной мясорубке, утопленный на пару недель в какой-то радиоактивной мерзости, раздувшийся и обглоданный какими-то живущими в ней монстрами. Причем и при жизни человечек вряд ли был милым диснеевским гномиком, такое могло получиться разве что из какого-то злобного леприкона.
На голове его был надет шерстяной носок, обозначавший видимо гномичий колпачок. Причем "мастеру"Ц удалось вложить зловещесть даже в такую обыденную вещь, как носок. Голова смотрела в сторону и вниз, оттянутая тяжелым красным носом. Человечек и так смотрел снизу вверх, а при такой посадке головы взгляд имел и вовсе невообразимый. Глаза, по всей вероятности хотели сделать грустными, как у лабрадора, но с искорками веселости, здесь были преисполнены непереносимой муки, страданий и агонии, которые гномик пережил во время долгой, как бесконечность и, конечно же, бесконечно мучительной смерти. Искорки радости получились гноящимися бельмами, кожа головы обвисла на черепе тяжелыми складками, а слипшаяся, грязно-серая борода, растущая прямо из горла, еще больше тянула человечка вниз, к земле, словно бы намекая, что все это нужно скорее поглубже закопать, а не переносить на стенки павильонов в качестве рисунков. Добавить желтые лошадиные зубы, всегда оскаленные в безумеой гримасе, суть которой одним словом передать действительно невозможно.
В общем, Пруф, познавая детали, познал такую глубину, что ему хотелось не выплыть, нет. Это было бы слишком страшно. Закрыть глаза и больше никогда этого не помнить и не видеть.
Тело человечка, одетое в зеленый кафтан, смотрело в противоположную от головы голову. Несомненно, что шея была сломана и неестественно перекручена, причем гномик все это время не отводил своих страшных страшных глаз от садиста-палача. Под такими углами (именно углами) сделать это было невозможно, однако гномик смог, видимо в последней вспышке адской боли.
Туловище вспучилось и распухло. Не лопнуть и не явить зрителям свой внутренний мир ему помогал лишь широкий поясной ремень, игравший роль обруча, как на бочке.
Ноги... Смотрели в третью сторону, но ни разу не в ту, куда смотрела голова и тело. Кривые и тонкие, перекрученные, как штопор.
Локти на руках выбили в обратную сторону, пальца расплющили тяжелой кувалдой.
Пруф перестал всматриваться в детали. С него было хватит! Переживания и чувства были, безусловно глубокими. И передать их можно было бы длинным и бесчеловечным воплем, переходящего в вой и зубовный скрежет. Но это был бы поверхностный взгляд. Маленькая вершинка айсберга.
- Да, - сглотнул сухим горлом мужественный лейтенант. - Теперь я вижу. Не все, нет. Я выделил лишь крупные, видимые любому дилетанту детали. Несомненно, человек искушенный увидит много боли. Я хотел сказать, много больше нюансов и ускользнувших от меня деталей. Но увидеть все сразу - неподвластно. Это убьет любого. Мне недолго осталось, но теперь уйти будет значительно легче. Особенно радостно, что я просто растаю, не оставив после себя ничего. Ибо после такого это было бы слишком тяжело.
- Ну, не все так мрачно, польщенно проскрипел и одновременно проурчал утробою человечек. - И в простых вещах и образах есть своеобразное изящество. Лаконичность. Но это совсем другие переживания и ощущения, ведь так?
- Да! - совершенно искренне ответил Пруф. - Именно так! Совершенно. Другие.
- Я не ошибся в вас! Я понял, что вы прочли руку мастера! Это было видно по вашим глазам. По вашим губам. Вы непрерывно что-то шептали. И я сумел прочесть. Эту мантру часто здесь шепчут или говорят громко. Но именно в вашем беззвучии я увидел ту громкость и силу, что дрожали даже небеса! Это было "ептвоюматьептвоюматьептвоюмать!" да? Я правильно угадал?
- Не знаю. Возможно. Обычно, я так не говорю, но...
- Вам не за что извиняться, поверьте! Истиные чувства или, если угодно, ауру, невозможно передать простыми словами. Но можно увидеть веру, которую вы вкладываете даже в простую повторяющуюся молитву. Кстати, она была именно повторяющейся, а значит ваш мозг был занят переживаниями, а не бессмысленным поиском слов и определений. Значит - вы говорили убежденно и искренне. Поздравляю!
- С чем?
- С формированием в вас новой, значительно более эволюционно развитой личности. Да и вашего друга кстати тоже.
- Да? И как он? Совсем про него забыл на фоне всех этих спектров и гамм.
- Неудивительно! Ваш друг более примитивен, поэтому выразил свои чувства иначе. Он просто обосрался и сейчас жужжит невдалеке, обессиленно повесив хобот, тихонько дрейфуя по ветру. Что только говорит в пользу искренности его чувств.
- Это да. Это искренне. Это от сердца.
- Именно! Ведь мастер творил для детей. Только они наиболее искренне сопереживают прекрасному.
- И как же, позвольте полюбопытствовать?
- Ну, в основном они кричат.
- О. Смею вас уверить, про себя я делал тоже самое. Только вот сомневался в интонационных окрасах.
- Поверьте, это совершенно излишне. Крик должен идти от сердца. Он даже может быть беззвучным. У многих, кстати, именно так.
Пруф вдруг вздрогнул.
- Но позвольте! Вас же вроде бы должно быть семи?!
- Да. Точнее, пять с половиной и с четвертью. Мастер решил отказаться от пропорций, здесь бы это было совершенно лишним и лишенным творческой индивидуальности.
Поэтому один как бы вырастает из другого, что очень символично, не правда ли?
А потом кончилась стена, что придает шедевру бесконечность и глубину. Отсюда и четверть. Мы стараемся не показываться все разом, вы должны меня понимать. Для некоторых это непереносимо. Как в физическом, так и во всех остальных аспектах бытия. Но вы - другое дело. Я всегда представляюсь первым, потому что я не самый сложный по замыслу и исполнению шедевр мастера. Здесь мы с вами похожи.
Тут гномик улыбнклся, а Пруф постарел.
- Если готовы, я могу их позвать.
- Чуть позже, дорогой друг, чуть позже! - поспешно воскликнул старлей. - Нужно прочесть молитвы и открыть себя для прекрасного!
- Да иду я уже, иду! - бабулька быстро ковыляла по гравийной дорожке. - Знаю, что здесь медлить нельзя! А то, бывало, и не успевали... откачать. Врата Входа и Выхода, что тут скажешь? Поэтому многие начинают загодя. Там оттого так тяжело и бывает. Остаточные явления.
- А что, разве нельзя пройти и не смотреть? - Спросил лейтенант. Исключительно из праздного любопытства.
- А ты попробуй, пройди. - усмехнулась бабЗина.
Пруф мысленно согласился. У него никак не получалось надолго избежать контакта с коротышкой, который откуда-то снизу и сбоку постоянно лез на глаза, вопрошающе вывернув шею.
- Н-да, так и тянет взглянуть.
- Магия.
И старушка опять всхлипнула.
- В конном строю врага хоть обосраться заставить можно! Безо всякого Вагнера и прочих чувственных удовольствий.
- Наш зигзаголетящий слоник такое ежедневно проделывает, - пожала плечиком бабулька, торопливо семеня мимо.
- Это не то, - поморщился Пруф, - Здесь нет героизма и подвига, одни только выпученные глазки, покряхтывание и удачный рикошет в форточку.
- Да. Обосравшись, да на пулеметы - это, конечно, другое.
- Конечно! - загорячился Пруф, - Надо переступить через себя, надо заставить, через страх и ужас...
- И через ненависть в Лас-Вегасе, - кивнула бабулька, копаясь в бытовке.
- При чем здесь..
- Нет, это я так. Блистаю эрудицией. Вот ты говоришь, страх и ужас. Вот ты и переступай сейчас. Как раз очень удачно все сложилось. Как говорится, в жизни есть место подвигу всегда!
- Это не то. Здесь даже цели никакой нет.
- А там?
- Есть конечно. Доскакать - и шашкой его!
-- А у него - из пулемета тебя срезать. В обмене пустой тары на полную и то куда больший смысл.
- Ладно, - решил сметить тему Пруф, - Кстати, о подвигах. Быстро ты управилась. - Он решил перейти на ты ввиду грядущего брудершафта.
- А? Да не, это я авоську забыла! Пришлось вернуться. Кстати, надо не забыть в зеркало посмотреться. Ой, извини, - и бабЗина хихикнула.
- Тьфу! - в сердцах сплюнул Пруф и тут же вспомнил, что где-то там стоял его новый собеседник.
- Ой, извините, - он посмотрел вниз.
Собеседник стоял там же, где Пруф его и оставил в мыслях о подвиге.
Был он где-то по пояс ростом, а внешность - тут Пруф явно затруднился в определении. Вне всяких сомнений, безусловно отталкивающей и лишенной хотя бы намека на привлекательность.
- Ничего, я привык, - грустно сказал человечек.
- К чему?
- О, я привык ко всему!- с ноткой внутренней гордости ответил тот. При его внешности внутренняя гордость давалась нелегко и Пруф это оценил.
- Так о чем мы? - вежливо осведомился он.
- Об ауре, суть которой лежит в спектре цветов радуги - горячо воскликнул человечек. - Ведь вы же не станете отрицать, что каждая вызываемая вами стихия имеет свою, ничем не передаваемую палитру! Поэтому в выборе лучей, несущих счастье и восторг, надо быть крайне избирательным. Ведь у счастья есть свой, присущий только этому чувству, спектр цветов. Он многогранен, он очень широк, этот спектр, да! И вместе с тем строг, как формула. И это только про цвета, не говоря уже об оттенках! А освещение? А преломление? Даже облупившаяся кое-где краска создает свой, неповторимый объем и объемный неповторизм! Зачастую не видимый неискушенному взгляду, но даже на таком уровне формирующий ту гамму чувств, которую хотел передать Мастер! Вы согласитесь со мной? Или же станете утверждать, что все вышесказанное не имеет лично ко мне никакого отношения? Сразу оговорюсь - это дилетантский взгляд, к тому же в корне неверный! Без глубины взгляда нет и четкой поверхности. Нет ясности. Мир скатывается к серому. Только которого есть 87 оттенков! А 112 оттенков розового? А 215 оттенков желтого? В сущности - их бесконенчное множество. Стоить добавить лишь маленькуцю капельку того или другого - и вот вам уже совершенно новое переживание! И - да, совершенно новый вкус. Ощущаемый на нёбе, как легчайший акцент в букете и, заметьте, банальные и в сущности примитивные напитки, про которые говорят "Ах какой букет" к истиным, глубоким чувствам и переживаниям никакого отношения не имеют! Понимаете?
- Да, - соврал Пруф.
- И вы же не станете утверждать обратное?
- Эээ. Что например?
- Что я уебищный трупик утонувшего в радиоактивных отходах гномика! Повторяю, это в корне ошибочное утверждение, сделанное из зависти и неумении увидеть глубину замысла кисти мастера. Это нельзя воспринимать все сразу и целиком. Нужно разобрать на составляющие, увидеть мазки, стиль, контур и бесконечно много другого. Вот тогда вам откроется замысел! Только тогда! Но на это не хватит жизни! Даже мастеру не хватило! Это нельзя выразить словами! Нет таких слов! Только на уровне ощущений. Что вы на это скажете?
- Все так. - согласился Пруф с определением внешности своего нового знакомца.
Вроде бы это был гном из диснеевской Белоснежки. Перекрученный в разные стороны на какой то адскодробильной мясорубке, утопленный на пару недель в какой-то радиоактивной мерзости, раздувшийся и обглоданный какими-то живущими в ней монстрами. Причем и при жизни человечек вряд ли был милым диснеевским гномиком, такое могло получиться разве что из какого-то злобного леприкона.
На голове его был надет шерстяной носок, обозначавший видимо гномичий колпачок. Причем "мастеру"Ц удалось вложить зловещесть даже в такую обыденную вещь, как носок. Голова смотрела в сторону и вниз, оттянутая тяжелым красным носом. Человечек и так смотрел снизу вверх, а при такой посадке головы взгляд имел и вовсе невообразимый. Глаза, по всей вероятности хотели сделать грустными, как у лабрадора, но с искорками веселости, здесь были преисполнены непереносимой муки, страданий и агонии, которые гномик пережил во время долгой, как бесконечность и, конечно же, бесконечно мучительной смерти. Искорки радости получились гноящимися бельмами, кожа головы обвисла на черепе тяжелыми складками, а слипшаяся, грязно-серая борода, растущая прямо из горла, еще больше тянула человечка вниз, к земле, словно бы намекая, что все это нужно скорее поглубже закопать, а не переносить на стенки павильонов в качестве рисунков. Добавить желтые лошадиные зубы, всегда оскаленные в безумеой гримасе, суть которой одним словом передать действительно невозможно.
В общем, Пруф, познавая детали, познал такую глубину, что ему хотелось не выплыть, нет. Это было бы слишком страшно. Закрыть глаза и больше никогда этого не помнить и не видеть.
Тело человечка, одетое в зеленый кафтан, смотрело в противоположную от головы голову. Несомненно, что шея была сломана и неестественно перекручена, причем гномик все это время не отводил своих страшных страшных глаз от садиста-палача. Под такими углами (именно углами) сделать это было невозможно, однако гномик смог, видимо в последней вспышке адской боли.
Туловище вспучилось и распухло. Не лопнуть и не явить зрителям свой внутренний мир ему помогал лишь широкий поясной ремень, игравший роль обруча, как на бочке.
Ноги... Смотрели в третью сторону, но ни разу не в ту, куда смотрела голова и тело. Кривые и тонкие, перекрученные, как штопор.
Локти на руках выбили в обратную сторону, пальца расплющили тяжелой кувалдой.
Пруф перестал всматриваться в детали. С него было хватит! Переживания и чувства были, безусловно глубокими. И передать их можно было бы длинным и бесчеловечным воплем, переходящего в вой и зубовный скрежет. Но это был бы поверхностный взгляд. Маленькая вершинка айсберга.
- Да, - сглотнул сухим горлом мужественный лейтенант. - Теперь я вижу. Не все, нет. Я выделил лишь крупные, видимые любому дилетанту детали. Несомненно, человек искушенный увидит много боли. Я хотел сказать, много больше нюансов и ускользнувших от меня деталей. Но увидеть все сразу - неподвластно. Это убьет любого. Мне недолго осталось, но теперь уйти будет значительно легче. Особенно радостно, что я просто растаю, не оставив после себя ничего. Ибо после такого это было бы слишком тяжело.
- Ну, не все так мрачно, польщенно проскрипел и одновременно проурчал утробою человечек. - И в простых вещах и образах есть своеобразное изящество. Лаконичность. Но это совсем другие переживания и ощущения, ведь так?
- Да! - совершенно искренне ответил Пруф. - Именно так! Совершенно. Другие.
- Я не ошибся в вас! Я понял, что вы прочли руку мастера! Это было видно по вашим глазам. По вашим губам. Вы непрерывно что-то шептали. И я сумел прочесть. Эту мантру часто здесь шепчут или говорят громко. Но именно в вашем беззвучии я увидел ту громкость и силу, что дрожали даже небеса! Это было "ептвоюматьептвоюматьептвоюмать!" да? Я правильно угадал?
- Не знаю. Возможно. Обычно, я так не говорю, но...
- Вам не за что извиняться, поверьте! Истиные чувства или, если угодно, ауру, невозможно передать простыми словами. Но можно увидеть веру, которую вы вкладываете даже в простую повторяющуюся молитву. Кстати, она была именно повторяющейся, а значит ваш мозг был занят переживаниями, а не бессмысленным поиском слов и определений. Значит - вы говорили убежденно и искренне. Поздравляю!
- С чем?
- С формированием в вас новой, значительно более эволюционно развитой личности. Да и вашего друга кстати тоже.
- Да? И как он? Совсем про него забыл на фоне всех этих спектров и гамм.
- Неудивительно! Ваш друг более примитивен, поэтому выразил свои чувства иначе. Он просто обосрался и сейчас жужжит невдалеке, обессиленно повесив хобот, тихонько дрейфуя по ветру. Что только говорит в пользу искренности его чувств.
- Это да. Это искренне. Это от сердца.
- Именно! Ведь мастер творил для детей. Только они наиболее искренне сопереживают прекрасному.
- И как же, позвольте полюбопытствовать?
- Ну, в основном они кричат.
- О. Смею вас уверить, про себя я делал тоже самое. Только вот сомневался в интонационных окрасах.
- Поверьте, это совершенно излишне. Крик должен идти от сердца. Он даже может быть беззвучным. У многих, кстати, именно так.
Пруф вдруг вздрогнул.
- Но позвольте! Вас же вроде бы должно быть семи?!
- Да. Точнее, пять с половиной и с четвертью. Мастер решил отказаться от пропорций, здесь бы это было совершенно лишним и лишенным творческой индивидуальности.
Поэтому один как бы вырастает из другого, что очень символично, не правда ли?
А потом кончилась стена, что придает шедевру бесконечность и глубину. Отсюда и четверть. Мы стараемся не показываться все разом, вы должны меня понимать. Для некоторых это непереносимо. Как в физическом, так и во всех остальных аспектах бытия. Но вы - другое дело. Я всегда представляюсь первым, потому что я не самый сложный по замыслу и исполнению шедевр мастера. Здесь мы с вами похожи.
Тут гномик улыбнклся, а Пруф постарел.
- Если готовы, я могу их позвать.
- Чуть позже, дорогой друг, чуть позже! - поспешно воскликнул старлей. - Нужно прочесть молитвы и открыть себя для прекрасного!
- Да иду я уже, иду! - бабулька быстро ковыляла по гравийной дорожке. - Знаю, что здесь медлить нельзя! А то, бывало, и не успевали... откачать. Врата Входа и Выхода, что тут скажешь? Поэтому многие начинают загодя. Там оттого так тяжело и бывает. Остаточные явления.
- А что, разве нельзя пройти и не смотреть? - Спросил лейтенант. Исключительно из праздного любопытства.
- А ты попробуй, пройди. - усмехнулась бабЗина.
Пруф мысленно согласился. У него никак не получалось надолго избежать контакта с коротышкой, который откуда-то снизу и сбоку постоянно лез на глаза, вопрошающе вывернув шею.
- Н-да, так и тянет взглянуть.
- Магия.
Комментариев нет:
Отправить комментарий